Не важно. Их время придет.

Сальваторе оглянулся на брата и сел на кровати, сложив руки перед собой. Если бы Зарек только знал…

— Дракон? — протянул он.

— Да, брат. У них не только есть две изначальные женщины, но и Воин Маркус скоро станет абсолютно бессмертным.

Сальваторе недоверчиво махнул рукой.

— Не более бессмертным, чем был Валентайн.

— Есть, — поправил Зарек.

Сальваторе тряхнул головой. Зареку очень тяжело смирится с тем, что его близнец не вернется, это уже начинало граничить с бредом.

— Был… или… есть, — сказал Сальваторе, — мы с тобой оба знаем, что бессмертие — это природа вампира… до тех пор, пока эта природа не мешает. Поверь мне, брат, я намереваюсь помешать Маркусу Силивази. Насколько я понимаю, он единственный, кто может быть ответственным за сме… исчезновение Валентайна, и у меня нет желания спускать ему это с рук.

Зарек посмотрел на Сальваторе, чувствуя нарастающий гнев. Его темные глаза сузились до двух красных щелочек. Он, несомненно, знал, что Сальваторе собирался сказать, и на минуту показалось, что он готов бросить вызов более древнему вампиру. К счастью, он передумал.

Сальваторе вздохнул. В то время как большинство вампиров-близнецов были просто братьями, время от времени рождались и абсолютно одинаковые сыновья, как было в случае Зарека и Валентайна. Они оба черноглазые, с вьющимися волосами, прямыми носами одинаковой формы, даже уголки их узких губ одинаково вздергиваются вверх, когда они рычат или улыбаются. Хотя, в отличие от Зарека, Валентайн очень редко улыбался. За исключением моментов, когда причинял кому-то боль, замышлял, как бы ее кому-то причинить, или уже успешно причинил. Вид Зарека с такой холодной пустотой в глазах заставлял древнего вампира поверить в факт смерти Валентайна. Казалось, словно он смотрел в лицо своему потерянному брату.

Сальваторе отвел взгляд.

— Вне зависимости от… поверь мне, Зарек, я очень хорошо осведомлен в происходящем с Маркусом Силивази. — Он рассеянно погладил жесткий кожаный переплет старинного фолианта, лежащего у изголовья кровати, и злой смех вырвался из его горла. — Это все, что ты хотел мне сказать?

Зарек нахмурился.

— Нет, брат, я также почувствовал твой голод. Тебе нужно питание? — Вопрос был задан без эмоций или умысла, простой вопрос — да или нет.

Сальваторе откинул голову назад и тряхнул своими длинными черными волосами с красными кончиками, характерным признаком Венца Темного. Он был у всех сыновей Джегера, независимо от того были ли их волосы прямыми или волнистыми, длинными или короткими, отросшими или постриженными.

Клыки Сальваторе запульсировали, а живот скрутило. Ох, Зарек прилежен, как и должно младшему. Действительно, он жутко голоден, просто был слишком занят Валентайном и Деррианом, чтобы заметить это.

— Твое чувство долга радует меня, младший брат. Подойди. — Он сделал приглашающий жест рукой.

Походка Зарека была гордой и уверенной, когда он шел к старшему брату. Плечи назад, голова вверх — какие бы разногласия между ними не существовали, неважно.

Хотя все вампиры нуждаются в питании каждые пять или восемь недель, в отличие от сыновей Джейдона, Темные предпочитают убивать свою человеческую добычу, невинную или нет. И желание всегда страстно выпивать всю кровь создавало серьезные проблемы с людьми в течение веков. Какое бы место они не выбирали для охоты, после них оставались горы мертвых тел, словно последствия резни или мора саранчи, что часто вызывало возмущение человеческих охотников. Со временем дом Джегера нашел подходящее решение.

Самые молодые мужчины каждой семьи присоединялись к своим братьям для охоты стаями, иногда уходя на сотни миль, чтобы найти новую жертву, а затем они возвращались в колонию и кормили своих старших братьев и отцов. Это не только снижало количество трупов, но и учило молодежь сражаться и подчиняться естественной иерархии в мире вампиров.

Со временем это превратилось в важный обряд инициации: по достижении двадцати одного года Темный отправлялся в одиночку на свою первую охоту, поглощая как можно больше крови. После этого он возвращался, чтобы накормить своих братьев и отца. Хотя никто бы не позволил выпить юного охотника досуха, каждый питающийся должен был получить свою полную нормальную меру, как если бы охотился сам. Если юноша недостаточно охотился, убивал, питался, он мог оказаться близок к смерти в процессе кормления, и ему пришлось бы сторониться своих братьев, которые должны будут принудительно спасать его. Тем не менее, если юноша смог накормить их всех, без проявления слабости или трусости, он официально принимался в дом Джегера.

Как родившийся вторым в последней паре близнецов, Зарек Нистор должен был кормить и Валентайна, и Сальваторе, и за восемьсот семьдесят девять лет этот процесс стал рутинным, как сон или ходьба.

Зарек остановился, едва коснувшись брата, их взгляды скрестились в неизбежном противостоянии хищника и жертвы: ни моргнуть, ни отвернуться. Удовлетворенный, Сальваторе кивнул, и Зарек повернулся, подставляя шею своему старейшине, преклонив одно колено.

Сальваторе медленно наклонился, его руки скользнули по плечам Зарека. Острые клыки выдвинулись на полную длину, и медленное, страстное шипение сорвалось с губ. Он бережно отодвинул волосы Зарека и склонил голову в сторону под удобным углом. В момент, когда Сальваторе коснулся его, Зарек не шелохнулся, его мышцы были полностью расслаблены, сердце билось в привычном ритме.

А потом Сальваторе укусил. Укус был чистым и жестким, причиняя ту боль, которая была честью для воина.

Мускулистое тело Зарека содрогалось в конвульсиях пятнадцать секунд после того, как Сальваторе сделал первый глубокий глоток богатой, горячей жидкости, а затем обмякло, упав на грудь старейшины.

Руки Сальваторе оставались на плечах Зарека, потому что происходящее было невероятно приятным. А возможно и потому что Сальваторе отчаянно нужно было ощущать присутствие своего оставшегося в живых брата так близко — и в безопасности — в это опасное время. Независимо от причины, глухой стон наслаждения вырвался из его рта, а руки сильнее сжали плечи Зарека.

Сальваторе почувствовал, как тело младшего брата тотчас напряглось, и знал, что не только его грудь, руки, ноги сжались в ответ на страстные стоны. Процесс питания был весьма эротичным для вампиров, удовольствие настигало и кусающего, и укушенного, поэтому возбуждение было естественным физиологическим откликом.

Сексуальная ориентация никак не влияла на это.

Как бы там ни было, возбуждение, возникающее в процессе кормления, никогда не выливалось в сексуальные отношения вампиров друг с другом. Хотя и давало возможность одному или другому достигнуть оргазма во время ритуала, высвобождение было понятным. И приемлемым. И никогда, никогда не вспоминалось.

Проклятье Крови подразумевало врожденную потребность мужчин к продолжению рода с женщиной, приносимой в виде кровавой жертвы, для того, чтобы жить и быть бессмертными. Гетеросексуальность была глубоко внедрена в их Вампирскую ДНК. Для того чтобы иметь возможность продолжить род, они были ошеломляющими и неотразимыми. Однако питание становилось всецело другой эротической необходимостью. Это было вершиной невероятного экстаза — одновременно сексуального или иного, когда мужчинам позволялось просто дать их телам полностью насладиться обменом кровью.

Сальваторе сдержал свое желание, хотя это было трудно. Кровь Зарека, которую он недавно получил, была необычайно сладкой, и словно горела, вызывая чувство распространяющегося внутри пожара. С неохотой он укротил желание и оторвался от вены своего младшего брата, медленно убирая клыки.

В момент, когда Зарек пошевелился, Сальваторе точно знал, куда ему нужно пойти дальше — в Комнату Кобр. В место, где он может получить удовольствие от возможности нанести столько ядовитых укусов, сколько хочет, сколько жаждет его тело. Освободить его повышенное сексуальное желание приватно.